Неточные совпадения
Оказалось, что Чичиков давно уже был влюблен, и виделись они в саду при лунном свете, что губернатор даже бы отдал за него дочку, потому что Чичиков богат, как жид, если бы причиною не была жена его, которую он бросил (откуда они узнали, что Чичиков женат, — это никому не было ведомо), и что жена, которая страдает от безнадежной любви, написала письмо к губернатору самое трогательное, и что Чичиков, видя, что отец и
мать никогда не
согласятся, решился на похищение.
Самгин хотел
согласиться с этой мыслью, но — воздержался.
Мать вызывала чувство жалости к ней, и это связывало ему язык. Во всем, что она говорила, он слышал искусственное напряжение, неискренность, которая, должно быть, тяготила ее.
Этим вопросом он хотел только напомнить о своем серьезном отношении к школе, но
мать и Варавка почему-то поспешили
согласиться, что ехать ему нельзя. Варавка даже, взяв его за подбородок, хвалебно сказал...
— Да, да, —
согласилась мать, кивая головой и облизывая кончиком языка поблекшие губы, а Клим, рассматривая помолодевшее лицо Спивак, думал...
Но, вспомнив о безжалостном ученом, Самгин вдруг, и уже не умом, а всем существом своим,
согласился, что вот эта плохо сшитая ситцевая кукла и есть самая подлинная история правды добра и правды зла, которая и должна и умеет говорить о прошлом так, как сказывает олонецкая, кривобокая старуха, одинаково любовно и мудро о гневе и о нежности, о неутолимых печалях
матерей и богатырских мечтах детей, обо всем, что есть жизнь.
— Это я знаю, —
согласился Дронов, потирая лоб. — Она, брат… Да. Она вместо
матери была для меня. Смешно? Нет, не смешно. Была, — пробормотал он и заговорил еще трезвей: — Очень уважала тебя и ждала, что ты… что-то скажешь, объяснишь. Потом узнала, что ты, под Новый год, сказал какую-то речь…
— Со всех сторон плохо говоришь, — кричал Варавка, и Клим
соглашался: да, отец плохо говорит и всегда оправдываясь, точно нашаливший.
Мать тоже
соглашалась с Варавкой.
Лидия уезжала в Москву, но собиралась не спеша, неохотно. Слушая беседы Варавки с
матерью Клима, она рассматривала их, точно людей незнакомых, испытующим взглядом и, очевидно, не
соглашаясь с тем, что слышит, резко встряхивала головою в шапке курчавых волос.
— Мне вредно лазить по лестницам, у меня ноги болят, — сказал он и поселился у писателя в маленькой комнатке, где жила сестра жены его. Сестру устроили в чулане.
Мать нашла, что со стороны дяди Якова бестактно жить не у нее, Варавка
согласился...
Мать его и бабушка уже ускакали в это время за сто верст вперед. Они слегка и прежде всего порешили вопрос о приданом, потом перешли к участи детей, где и как им жить; служить ли молодому человеку и зимой жить в городе, а летом в деревне — так настаивала Татьяна Марковна и ни за что не
соглашалась на предложение Марьи Егоровны — отпустить детей в Москву, в Петербург и даже за границу.
Та тотчас
согласилась, и как ни билась и ни плакала
мать, отказываясь оставить труп, однако все-таки наконец перешла к хозяйке, которая тотчас же велела поставить самоварчик.
Nicolas Веревкин
согласился ехать в Петербург с большим удовольствием, — раз, затем чтобы добраться наконец до тех злачных мест, где зимуют настоящие
матерые раки, а затем — ему хотелось немного встряхнуть свою засидевшуюся в провинциальной глуши натуру.
— О нет! — ответила за нее Вера Иосифовна. — Мы приглашали учителей на дом, в гимназии же или в институте,
согласитесь, могли быть дурные влияния; пока девушка растет, она должна находиться под влиянием одной только
матери.
— Что ж такое? — счел нужным оборониться Коля, хотя ему очень приятна была и похвала. — Латынь я зубрю, потому что надо, потому что я обещался
матери кончить курс, а по-моему, за что взялся, то уж делать хорошо, но в душе глубоко презираю классицизм и всю эту подлость… Не
соглашаетесь, Карамазов?
Верочка радовалась платьям, радовалась фермуару, но больше всего радовалась тому, что
мать, наконец,
согласилась покупать ботинки ей у Королева: ведь на Толкучем рынке ботинки такие безобразные, а королевские так удивительно сидят на ноге.
Ротшильд
согласился принять билет моей
матери, но не хотел платить вперед, ссылаясь на письмо Гассера. Опекунский совет действительно отказал в уплате. Тогда Ротшильд велел Гассеру потребовать аудиенции у Нессельроде и спросить его, в чем дело. Нессельроде отвечал, что хотя в билетах никакого сомнения нет и иск Ротшильда справедлив, но что государь велел остановить капитал по причинам политическим и секретным.
Этот страшный вопрос повторялся в течение дня беспрерывно. По-видимому, несчастная даже в самые тяжелые минуты не забывала о дочери, и мысль, что единственное и страстно любимое детище обязывается жить с срамной и пьяной
матерью, удвоивала ее страдания. В трезвые промежутки она не раз настаивала, чтобы дочь, на время запоя, уходила к соседям, но последняя не
соглашалась.
Под конец вечера послышалось на дворе побрякивание бубенцов. Это за Линдгорстами приехали лошади. Младшая стала просить у
матери, чтобы еще остаться. Та не
соглашалась, но когда подошла Лена и, протянув руки на плечо
матери, сказала, ласкаясь: «Мамочка… Так хорошо!» — та сразу уступила и уехала с мальчиком, обещая прислать лошадь через полчаса.
— Все-таки… — говорила
мать, — ты должен
согласиться: ведь было прежде, даже еще при Николае… Еще живы люди, которые помнят…
— Следует, —
согласилась мать, наклонясь ко мне. — Зачем ты сделал это?
— Ну, ино не спи, — тотчас
согласилась она, заплетая косу и поглядывая на диван, где вверх лицом, вытянувшись струною, лежала
мать. — Как это ты вчера бутыль-то раскокал? Тихонько говори!
— Извольте, извольте, господа, — тотчас же
согласился князь, — после первой недоверчивости я решил, что я могу ошибаться и что Павлищев действительно мог иметь сына. Но меня поразило ужасно, что этот сын так легко, то есть, я хочу сказать, так публично выдает секрет своего рождения и, главное, позорит свою
мать. Потому что Чебаров уже и тогда пугал меня гласностию…
Но я всё это хотел вознаградить потом моею дружбой, моим деятельным участием в судьбе несчастного господина Бурдовского, очевидно, обманутого, потому что не мог же он сам, без обмана,
согласиться на такую низость, как, например, сегодняшняя огласка в этой статье господина Келлера про его
мать…
Но
согласись, милый друг,
согласись сам, какова вдруг загадка и какова досада слышать, когда вдруг этот хладнокровный бесенок (потому что она стояла пред
матерью с видом глубочайшего презрения ко всем нашим вопросам, а к моим преимущественно, потому что я, черт возьми, сглупил, вздумал было строгость показать, так как я глава семейства, — ну, и сглупил), этот хладнокровный бесенок так вдруг и объявляет с усмешкой, что эта «помешанная» (так она выразилась, и мне странно, что она в одно слово с тобой: «Разве вы не могли, говорит, до сих пор догадаться»), что эта помешанная «забрала себе в голову во что бы то ни стало меня замуж за князя Льва Николаича выдать, а для того Евгения Павлыча из дому от нас выживает…»; только и сказала; никакого больше объяснения не дала, хохочет себе, а мы рот разинули, хлопнула дверью и вышла.
Лиза утешала ее, отирала ее слезы, сама плакала, но осталась непреклонной. С отчаянья Марфа Тимофеевна попыталась пустить в ход угрозу: все сказать
матери… но и это не помогло. Только вследствие усиленных просьб старушки Лиза
согласилась отложить исполнение своего намерения на полгода; зато Марфа Тимофеевна должна была дать ей слово, что сама поможет ей и выхлопочет согласие Марьи Дмитриевны, если через шесть месяцев она не изменит своего решения.
Глафира еще при жизни
матери успела понемногу забрать весь дом в руки: все, начиная с отца, ей покорялись; без ее разрешения куска сахару не выдавалось; она скорее
согласилась бы умереть, чем поделиться властью с другой хозяйкой, — и какою еще хозяйкой!
Это была ужасная ночь, полная молчаливого отчаяния и бессильных мук совести. Ведь все равно прошлого не вернешь, а начинать жить снова поздно. Но совесть — этот неподкупный судья, который приходит ночью, когда все стихнет, садится у изголовья и начинает свое жестокое дело!.. Жениться на Фене? Она первая не
согласится… Усыновить ребенка — обидно для
матери, на которой можно жениться и на которой не женятся. Сотни комбинаций вертелись в голове Карачунского, а решение вопроса ни на волос не подвинулось вперед.
Отцу было не до сына в это время, и он
согласился, а
мать была рада, что бабушка увезет ее сокровище из дома, который с часу на час более и более наполнялся революционерами.
После кофе Дурасов предложил было нам катанье на лодке с роговой музыкой по Черемшану, приговаривая, что «таких рогов ни у кого нет», но отец с
матерью не
согласились, извиняясь тем, что им необходимо завтра рано поутру переправиться через Волгу.
Разумеется, я тоже очень обрадовался и этому предложению, и
мать тоже на него
согласилась.
Сначала я слышал, как говорила моя
мать, что не надо ехать на бал к губернатору, и как
соглашались с нею другие, и потом вдруг все решили, что нельзя не ехать.
Наконец
мать, по усильным просьбам отца,
согласилась лечь в постель.
Но
мать, сколько ее ни просили, ни за что в свете не
согласилась входить в управленье домом и еще менее — в распоряжение оброками, пряжею и тканьем крестьянских и дворовых женщин.
Я подумал, что
мать ни за что меня не отпустит, и так, только для пробы, спросил весьма нетвердым голосом: «Не позволите ли, маменька, и мне поехать за груздями?» К удивлению моему,
мать сейчас
согласилась и выразительным голосом сказала мне: «Только с тем, чтоб ты в лесу ни на шаг не отставал от отца, а то, пожалуй, как займутся груздями, то тебя потеряют».
По моей усильной просьбе отец
согласился было взять с собой ружье, потому что в полях водилось множество полевой дичи; но
мать начала говорить, что она боится, как бы ружье не выстрелило и меня не убило, а потому отец, хотя уверял, что ружье лежало бы на дрогах незаряженное, оставил его дома.
Мать и прежде знала об этом, но она не любила ни сказок, ни сказочниц и теперь неохотно
согласилась.
Разумеется, Татьяна Степановна охотно на все
согласилась и не находила слов благодарить мою
мать за ее «великие милости и благодеяния».
Споры, однако, продолжались, отец не уступал, и все, чего могла добиться
мать, состояло в том, что отец
согласился не выходить в отставку немедленно, а отложил это намерение до совершенного выздоровления
матери от будущей болезни, то есть до лета.
Наконец мы собрались совсем, и хозяйка
согласилась отпустить нас, взяв честное слово с моего отца и
матери, что мы непременно приедем в исходе лета и проживем всю осень.
При первых расспросах узнав, что
мать оставила мою сестрицу на месте нашей кормежки, гостеприимный хозяин стал упрашивать мою
мать послать за ней коляску;
мать долго не
соглашалась, но принуждена была уступить убедительным и настоятельным его просьбам.
Все это
мать говорила с жаром и с увлечением, и все это в то же время было совершенно справедливо, и я не мог сказать против ее похвал ни одного слова; мой ум был совершенно побежден, но сердце не
соглашалось, и когда
мать спросила меня: «Не правда ли, что в Чурасове будет лучше?» — я ту ж минуту отвечал, что люблю больше Багрово и что там веселее.
Но отец уговорил
мать позволить мне на этот раз поймать еще несколько рыбок, и
мать, хотя не скоро,
согласилась.
Мать ни за что не
согласилась выйти к собравшимся крестьянам и крестьянкам, сколько ни уговаривали ее отец, бабушка и тетушка.
Мать в другое время ни за что бы не приняла такого одолженья — теперь же охотно и с благодарностью
согласилась.
— Надо! —
согласился Иван и захохотал.
Мать, осторожно оглядываясь, покрикивала...
Мать протолкалась вперед и смотрела на сына снизу вверх, полна гордости: Павел стоял среди старых, уважаемых рабочих, все его слушали и
соглашались с ним. Ей нравилось, что он не злится, не ругается, как другие.
— Что ж, поезжайте! — неохотно
согласился доктор. Людмила молчала, задумчиво прохаживаясь по комнате. Лицо у нее потускнело, осунулось, а голову она держала, заметно напрягая мускулы шеи, как будто голова вдруг стала тяжелой и невольно опускалась на грудь.
Мать заметила это.
— Это точно, —
соглашалась с нею
мать.
Людмила чуть ли не
согласилась с
матерью безусловно.